Адмиралы на стометровке.
Запись в защиту Рожественского вызвала положительную реакцию публики - да, я внимательно слежу за лайками. Это приятно, но всё же вот пару дней я думаю над обобщением сказанного. Не содержит ли сказанное на этой неделе противоречий со сказанным выше? Попробуем разобраться.
Сыграть в "Доживём до понедельника" не так уж сложно. И на эмоциональном уровне это понятно: когда мы говорим об "оценке в дневнике", мы обычно подразумеваем "двойку". Ставить "двойки" историческим персонажам действительно нехорошо. Но как быть с "пятёрками"? Я готов спорить с тем, кто назовёт Рожественского "ничтожнейшим из адмиралов". Но не пойду в штыки на сказавшего "Ушаков - величайший из живших флотоводцев".
Более того. Субъективность исторического опыта - существенная особенность "морской войны". Я не люблю безличные формулировки типа "опыт боевых действий показал". Скажем, "опыт Первой мировой на море" - это, во многом, субъективный опыт Джеллико или, скажем, Шеера. "Опыт больших сражений на Тихом океане" - это опыт трёх-четырёх японских и трёх-четырёх американских адмиралов. Нельзя рассматривать технические факторы - например, взаимоотношения линкоров с подводными лодками и авианосцами - без учёта конкретных взглядов и решений конкретных людей.
Так возникает проблема. "Ругать" адмиралов вроде как нельзя. А субъективный фактор учитывать нужно. Одно решение я пытался предложить, сформулировав концепцию "не дураки, а принципы". Можно оценивать действия и решения ("правильные" или "неправильные"), не давая личных оценок ("гений" или "бездарь"). Но можно попробовать разобраться и с личными оценками, в том числе негативными.
Воспитательная асимметрия
Оттолкнуться можно - снова - от назначения истории. Каковая, в том или ином виде, выполняет воспитательную функцию, служит поучением. И вот здесь можно обнаружить существенную асимметрию, на рациональном и эмоциональном уровнях.
Вопрос "Что делать?" важнее вопроса "Чего не делать?", поскольку только ответ на первый вопрос побуждает к действию. В этом смысле позитивные примеры гораздо более полезны, конечно. Если мы знаем, как кто-то добился успеха - мы можем попробовать набросать аналогичный план действий. Из провального примера вывести план действий нельзя. Некоторые полезные уроки извлечь можно, но не более. Это - на рациональном уровне.
На уровне эмоциональном возникает проблема позитивной и негативной мотивации. Лозунг "Будь как Нельсон!" порождает азарт, желание сделать что-то, чтобы стать великим. Лозунг "Не будь как Вильнёв!" порождает страх. Страх - плохой советчик.
Позитивные оценки исторических персонажей много более продуктивны в смысле главной исторической функции. Но это ещё не всё.
Презумпция компетентности
Когда мы говорим о крупном историческом событии - скажем, морском сражении - мы обсуждаем действия людей, добившихся заметных карьерных успехов. Движение по карьерной лестнице в крупной военной организации требует большого объёма специальных знаний и умений. Того, что нынче называют не очень красивым словом "компетенции". Соответственно, при обсуждении действий адмиралов - или генералов - стоит руководствоваться презумпцией компетентности.
Речь идёт именно о презумпции. Презумпция невиновности не означает, что никто ни в чём не виноват. Точно так же презумпция компетентности не означает, что все адмиралы - и даже генералы - всегда компетенты. Движение по карьерной лестнице зависит от многих факторов - связей, социальных талантов, удачи. Более того, в военной организации есть неустранимая проблема: в мирное время востребованы одни качества, в военное - другие. Эти множества пересекаются, но не тождественным. Тем не менее, мы должны исходить из того, что "каждый адмирал считается компетентным, пока не доказано обратное".
При этом результат не является доказательством некомпетентности. Более того: даже ошибка не обязательно свидетельствует о недостатке знаний и умений. Приведём пример. Взрослый человек оказался в охваченном огнём здании. Бросился к двери, на которой большими буквами написано: "На себя". Человек стал дверь толкать, потом попытался выломать, потом наглотался дыма, потерял сознание и погиб. Человек, безусловно, совершил ошибку. Но вывод о том, что он погиб в результате чудовищной некомпетентности - неумения читать - будет, скорее всего, ошибочным. Более того, мы едва ли даже будем рассматривать такую версию всерьёз. Именно по принципу презумпции: взрослые люди обычно умеют читать, и надо доказывать обратное. Тут же, скорее, дело было в том, что человек лишился самообладания.
Стоит так же иметь в виду возможность организационной, иерархической некомпетентности, возникающей по воле обстоятельств. Допустим, в дивизии по тем или иным причинам выбыло из строя всё высшее начальство. Дивизия пошла в бой под началом, скажем, одного из комбатов, и была разбита. В таком случае обсуждать некомптентность комбата бессмысленно: он некомпетентен с точки зрения самой организации. Если вы думаете, что я намекаю на Витгефта, Вирена и Рожественского - да, вы не ошибаетесь. Впрочем, есть и другие подобные примеры.
Поражения и ошибки
Незабвенные Гуч и Коэн ключевой вопрос своей книги сформулировали так: "Why do competent armies fail?" При обсуждении проблемы персоналий имеет смысл сформулировать сразу два вопроса. Первый: "Почему компетентные люди проигрывают?" Второй: "Почему компетентные люди ошибаются?"
На первый вопрос отвечать можно долго. Мы этого пока делать не будем. Ограничимся очевидным, но важным замечанием: "в военном состязании всегда есть проигравший". Можно, конечно, попытаться натянуть на глобус теоретическую концепцию "ничейного результата", но это непродуктивно. Проигравший обычно есть. Иными словами, сколь компетентными не были бы противники, один из них - компетентный - будет проигравшим. И проиграет он не обязательно из-за неумения, незнания или даже ошибок. Бывают просто безвыходные ситуации.
Второй вопрос обсудить чуть проще. Для начала, впрочем, стоит договориться о термине "ошибка". Википедия предлагает следующее определение:
Оши́бка — непреднамеренное, случайное отклонение от правильных действий, поступков, мыслей, разница между ожидаемой или измеренной и реальной величиной.
Определение немного своеобразное, но для начала сгодится. В историческом контексте можно сформулировать так: ошибка есть действие (решение), результат которого отличается от ожидаемого.
У такого отклонения результата на войне есть, видимо, две основные причины. Первая хорошо известна - "туман войны". Военачальники подобны ёжикам, их решения строятся на неполных данных. Такие решения могут быть безупречны с точки зрения логики на исходном наборе данных - и ошибочны на наборе полном.Это известная проблема, к ней военные историки зачастую подтягивают принцип историзма, трактуя его в том смысле, что нельзя критиковать решения, используя полный набор данных - нужно смотреть на данные, доступные ЛПР.
Вторая причина ошибок - это противоречие. Военачальникам постоянно приходится искать компромиссы, даже если они знакомы с основными принципами военного дела, сведущи в технических вопросах и обладают должным опытом. Компромисс, подчеркнём, является неотъемлемой проблемой даже в выгодной позиции. Как бы ни была хороша позиция японского флота перед Цусимой, Того оказался перед сложным выбором: сохранение оперативной инициативы ("искать и разбить неприятеля") или сохранение максимальной концентрации сил ("ждать у Цусимы"). В итоге компромисс разрешился в пользу Того, но, как таковой, он таил в себе возможность полной неудачи.
При всём этом важно следующее: искусство военачальника и состоит в том, чтобы принимать правильные решения на неполных данных и разрешать сложные компромиссы. Иными словами, описанные выше причины можно использовать для объяснения решений, но, как таковые, объяснения, конечно, не следует отождествлять с оправданиями. Если ошибка имеет объяснение, она не перестаёт быть ошибкой.
Тем не менее - вернёмся к оправдательному "за всё хорошее" - ещё раз повторим: ошибка как таковая не является свидетельством некомпетености. Тем более она не является поводом для личных характеристик. "Воевать сложно", сказал Клаузевиц. Именно поэтому мы можем допускать позитивные личные оценки, и воздерживаться от оценок негативных.
Представим себе финал на олимпийской стометровке. В этом финале кто-то обязательно будет последним. Но кому в голову придёт назвать этого, последнего, лузером или, скажем, черепахой? Он - один из самых быстрых людей на Земле. С большими адмиралами примерно так же. Даже если это Рожественский или Вильнёв.